Неточные совпадения
Вот на пути моем кровавом
Мой вождь под знаменем креста,
Грехов могущий разрешитель,
Духовной скорби врач, служитель
За нас распятого Христа,
Его святую кровь и
телоПринесший мне, да укреплюсь,
Да приступлю ко смерти смело
И жизни вечной приобщусь!
Даже с практической стороны он не видит препятствия; необходимо отправиться в Среднюю Азию, эту колыбель религиозных движений, очистить себя долгим искусом, чтобы окончательно отрешиться от отягощающих наше
тело чисто плотских помыслов, и тогда вполне возможно подняться до созерцания абсолютной идеи, управляющей нашим
духовным миром.
И покаюся тебе, как отцу
духовному, я лучше ночь просижу с пригоженькою девочкою и усну упоенный сладострастием в объятиях ее, нежели, зарывшись в еврейские или арабские буквы, в цифири или египетские иероглифы, потщуся отделить дух мой от
тела и рыскать в пространных полях бредоумствований, подобен древним и новым
духовным витязям.
Поступая в познании естества, откроют, может быть, смертные тайную связь веществ
духовных или нравственных с веществами телесными или естественными; что причина всех перемен, превращений, превратностей мира нравственного или
духовного зависит, может быть, от кругообразного вида нашего обиталища и других к солнечной системе принадлежащих
тел, равно, как и оно, кругообразных и коловращающихся…
— Провести вечер с удовольствием! Да знаете что: пойдемте в баню, славно проведем! Я всякий раз, как соскучусь, иду туда — и любо; пойдешь часов в шесть, а выйдешь в двенадцать, и погреешься, и
тело почешешь, а иногда и знакомство приятное сведешь: придет
духовное лицо, либо купец, либо офицер; заведут речь о торговле, что ли, или о преставлении света… и не вышел бы! а всего по шести гривен с человека! Не знают, где вечер провести!
И если доселе всякий человек, как образ первого греховного Адама, искал плотского, на слепой похоти основанного союза с своею отделенною натурою, то есть с женою, так ныне, после того как новый Адам восстановил
духовный союз с новою Евою, сиречь церковью, каждый отдельный человек, сделавшись образом этого небесного Адама, должен и в натуральном союзе с женою иметь основанием чистую
духовную любовь, которая есть в союзе Христа с церковью; тогда и в плотском жительстве не только сохранится небесный свет, но и сама плоть одухотворится, как одухотворилось
тело Христово.
Егор Егорыч слушал капитана весьма внимательно: его начинало серьезно занимать, каким образом в таком, по-видимому, чувственном и мясистом
теле, каково оно было у капитана, могло обитать столько
духовных инстинктов.
И вдруг, только что начал он развивать мысль (к чаю в этот день был подан теплый, свежеиспеченный хлеб), что хлеб бывает разный: видимый, который мы едими через это
тело свое поддерживаем, и невидимый,
духовный, который мы вкушаеми тем стяжаем себе душу, как Евпраксеюшка самым бесцеремонным образом перебила его разглагольствия.
Тело душевное бросается в затушеванной площади, а
тело духовное, о котором говорит апостол Павел, течет в сиянии миров.
— Нравишься ты мне, по душе. Ты — кроткого духа. Отец твой был умного
тела, а ты —
духовный, душевный…
Духовная субстанция человека «краснела оттого, что
тело бросает тень» [Данте.
Вызываю в памяти моей образ бога моего, ставлю пред его лицом тёмные ряды робких, растерянных людей — эти бога творят? Вспоминаю мелкую злобу их, трусливую жадность,
тела, согбенные унижением и трудом, тусклые от печалей глаза,
духовное косноязычие и немоту мысли и всяческие суеверия их — эти насекомые могут бога нового создать?
Конечно, женщина есть женщина и мужчина есть мужчина, но неужели все это так же просто в наше время, как было до потопа, и неужели я, культурный человек, одаренный сложною
духовною организацией, должен объяснять свое сильное влечение к женщине только тем, что формы
тела у нее иные, чем у меня?
Опыты эти выяснили вам то, что погружение некоторых личностей в гипнотическое состояние, отличающееся от обыкновенного сна только тем, что при погружении в этот сон деятельность физиологическая не только не понижается, но всегда повышается, как это мы сейчас видели, — оказалось, что погружение в это состояние какого бы то ни было субъекта неизменно влечет за собой некоторые пертурбации в
духовном эфире — пертурбации, совершенно подобные тем, которые производит погружение твердого
тела в жидкое.
Говорят, что, напротив, — иногда болезнь
тела возбуждает сильнее
духовную деятельность. Примеров приводят много. Указывают на нескольких поэтов, почувствовавших и открывших миру силу своего таланта после того, как они стали слепы. Тут, разумеется, являются Гомер и Мильтон, тут приводят и стихи Пушкина русскому слепцу-поэту...
Напротив — мы намерены говорить о том, что часто
тело наше, как служебное орудие
духовной деятельности, бывает испорчено разными слабостями и болезнями и не имеет возможности исполнять своего назначения.
Эту именно необходимость — воспитывать
тело для служения правильной
духовной деятельности, эту истину, сделавшуюся даже избитою от частого повторения, истину, что mens sana, здоровый дух, — должен быть in corpore sano, т. е. должен соединяться с здоровым
телом, — это и намерены мы подтвердить, указавши на несомненные факты естествоведения.
Мы восстаем против того, что часто мы заботимся только на словах о совершенствовании
духовном, а между тем на деле вовсе не стараемся покорить
тело духу и, предаваясь чувственности, расстраиваем и
тело своё, и у
духовных способностей отнимаем возможность проявляться правильно; потому что расстроенные телесные органы делаются негодны для служения возвышенной
духовной деятельности.
С другой же стороны, всякий признает, что каждое болезненное ощущение в
теле расстраивает, хоть на минуту, нашу
духовную деятельность и что, след., если бы великие учёные были: совершенно здоровы, то сделали бы ещё больше, чем сколько сделали они при своих немощах.
И никакое развитие, никакое познание себя и мира, никакая
духовная свобода не дадут мне жалкой физической свободы — свободы располагать своим
телом.
Мне противна моя жизнь; я чувствую, что весь в грехах. — только вылезу из одного, попадаю в другой. Как мне хоть сколько-нибудь исправить свою жизнь? Одно есть самое действительное средство: признать свою жизнь в духе, а не в
теле, не участвовать в гадких делах телесной жизни. Только пожелай всей душой этого, и ты увидишь, как сейчас же сама собой станет исправляться твоя жизнь. Она была дурная только оттого, что ты своей
духовной жизнью служил телесной жизни.
Жизнь человеческая есть неперестающее воссоединение отделенного
телом духовного существа с тем, с чем оно сознает себя единым.
Объяснение этого странного противоречия только одно: люди все в глубине души знают, что жизнь их не в
теле, а в духе, и что всякие страдания всегда нужны, необходимы для блага
духовной жизни. Когда люди, не видя смысла в человеческой жизни, возмущаются против страданий, но все-таки продолжают жить, то происходит это только оттого, что они умом утверждают телесность жизни, в глубине же души знают, что она духовна и что никакие страдания не могут лишить человека его истинного блага.
Прежде всего пробуждается в человеке сознание своей отделенности от всего остального вещества, то есть своего
тела. Потом сознание того, что отделено, то есть своей души, и потом сознание того, от чего отделена эта
духовная основа жизни — сознание всего — бога.
Сознавая в своем отдельном
теле духовное и нераздельное существо — бога и видя того же бога во всем живом, человек спрашивает себя: для чего бог, существо
духовное, единое и нераздельное, заключил себя в отдельные
тела существ, и в меня и в
тела отдельных существ? Для чего существо
духовное и единое как бы разделилось само в себе? Для чего
духовное и нераздельное стало отдельным и телесным? Для чего бессмертное связало себя с смертным?
Если чувствуешь боль в
теле, то знаешь, что что-нибудь неладно: либо делаешь то, чего не надо делать, либо не делаешь того, что надо делать. То же и в
духовной жизни. Если чувствуешь тоску, раздражение, то знай, что что-нибудь неладно: либо любишь то, чего не надо любить, либо не любишь того, что надо любить.
То, что разумному существу, человеку, несвойственно предаваться сластолюбию, а свойственно всегда бороться с ним, всякий может на опыте узнать из того, что чем больше человек удовлетворяет требованиям
тела, тем слабее становятся его
духовные силы. И наоборот. Великие мудрецы и святые были воздержны и целомудренны.
Страдать можно только
телом; дух не знает страданий. Чем слабее
духовная жизнь, тем сильнее страдания. И потому, если не хочешь страдать, живи больше душою, а меньше
телом.
«Где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше», — сказано в евангелии. Если сокровищем своим человек будет считать свое
тело, он и будет полагать свои силы на то, чтобы у него для
тела были вкусные кушанья, покойные помещения, красивая одежда и всякие удовольствия. А чем больше полагает человек свои силы на
тело, тем меньше у него останется их для жизни
духовной.
И приходит время, когда
тело стареется, слабеет, всё меньшего и меньшего требует,
духовное же «я» всё больше и больше растет.
Рост физический — это только приготовление запасов для роста
духовного, который начинается при увядании
тела.
Наше
тело ограничивает то божественное,
духовное начало, которое мы называем душою.
Мы часто думаем, что главная сила мира — сила вещественная. Мы думаем так потому, что
тело наше, хочешь не хочешь, всегда чувствует такую силу. Сила же
духовная, сила мысли нам кажется незначительной, и мы не признаем ее за силу. А между тем в ней-то, в ней одной истинная сила, изменяющая и нашу жизнь и жизнь всех людей.
Тот, кто положил свою жизнь в освобождении своего
духовного я от
тела, не может быть недоволен, потому что то, чего он желает, всегда совершается.
В начале жизни человек не знает этого и думает, что жизнь его в его
теле. Но чем больше он живет, тем больше он узнает, что настоящая его жизнь — в духе, а не в
теле. Вся жизнь человека в том, чтобы всё больше и больше узнавать это. Знание же дается нам легче и вернее всего страданиями
тела. Так что именно страдания
тела делают жизнь нашу такою, какою она должна быть:
духовною.
Мало сказать, что в каждом человеке такая же душа, как и во мне: в каждом человеке живет то же самое, что живет во мне. Все люди отделены друг от друга своими
телами, но все соединены тем одним
духовным началом, которое дает жизнь всему.
То же бывает и с людьми, когда они слепнут для
духовной жизни. Им кажется, что всё, что с ними случается, делается им назло, и они сердятся на людей, а не понимают того, что им, как той дурочке, нехорошо не от других людей, а оттого, что они слепы для
духовной жизни и живут для
тела.
Не беда, когда
тело пострадает от
духовной работы, но плохо то, когда самое дорогое в человеке — душа — пострадает от страстей
тела.
Мы наверное знаем, что
тело оставляется тем, что живило его, и перестает быть отделенным от вещественного мира, соединяется с ним, когда в последние, предсмертные минуты
духовное начало оставляет
тело. О том же, переходит ли
духовное начало, дававшее жизнь
телу, в другую, опять ограниченную, форму жизни или соединяется с тем безвременным, внепространственным началом, которое давало ему жизнь, мы ничего не знаем и не можем знать.
Здание —
духовная жизнь, леса —
тело. И тот человек, который построил свое
духовное здание, радуется, когда умирает, тому, что принимаются леса его телесной жизни...
Если человек только телесное существо, то смерть — конец чего-то столь ничтожного, что не стоит и сожалеть о нем. Если же человек существо
духовное и душа только временно живет в
теле, то смерть только перемена.
Для того, чтобы жить и не мучиться, надо надеяться на радости впереди себя. А какая же может быть надежда радости, когда впереди только старость и смерть? Как же быть? А так: чтобы полагать свою жизнь не в телесных благах, а в
духовных, не в том, чтобы становиться ученее, богаче, знатнее, а в том, чтобы становиться всё добрее и добрее, любовнее и любовнее, всё больше и больше освобождаться от
тела, — тогда и старость и смерть станут не пугалом и мучением, а тем самым, чего желаешь.
Когда потухает свет твоей
духовной жизни, то темная тень твоих телесных желаний падает на твой путь, — остерегайся этой ужасной тени: свет твоего духа не может уничтожить этой темноты до тех пор, пока ты не изгонишь из своей души желаний
тела.
Духовное мое «я» не сродно моему
телу, — стало быть, оно в
теле не по своей воле, а по чьей-то высшей воле.
Какую цену будет иметь для нас всё это, когда потускнеют наши глаза и сделаются глухи наши уши. Спокойны в тот час мы можем быть только тогда, когда не переставая не только берегли вверенный нам талант
духовной жизни, но увеличивали его до той степени, при которой уничтожение
тела перестает быть страшным.
Человек считает себя лучше других людей только тогда, когда он живет телесной жизнью.
Тело одно может быть сильнее, больше, лучше другого, но если человек живет
духовной жизнью, то ему нельзя считать себя лучше других, потому что душа одна и та же у всех.
Какая страшная ошибка думать, что души людей могут жить высокой
духовной жизнью в то время, как
тела их остаются в праздности и роскоши!
Тело всегда первый ученик души.
Но как бы ни старались люди защитить
тело от
духовного «я»,
духовное «я» всегда побеждает, хотя бы в последние минуты жизни.
Павел: «если есть
тело душевное, есть и
духовное — πνευματικόν» (1 Кор. 15:44), и именно такая телесность и содержит в себе онтологическую норму
тела.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе», есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение формы и материи, идеи и
тела,
духовная, святая телесность.